Если ребенок плохо ведет себя в школе и дома 8 лет

Двойка за поведение: что говорит психолог о «трудных детях» в школе

Независимо от ответа на этот вопрос, решения проблемы не знают ни одни, ни другие. Чтобы его найти, нужно, как минимум, начать диалог. Логично, если «модератором» диалога выступит психолог — человек, к которому обращаются в критических ситуациях, когда не знают, что делать с главным героем этой школьно-семейной драмы — ребёнком.

О том, как складывается жизнь сложных детей в школе, мы поговорили с Еленой Кандыбиной, психологом Центра Практической психологии и психотерапии «Белый аист».

Елена, к вам как к психологу приходят сложные дети, испытывающие трудности адаптации в школе. Есть мнение, что таких детей становится всё больше.

— Причины дезадаптации в школе у ребенка могут быть самые разные. Но не только социального характера. В психологии и медицине есть такое понятие — минимальная мозговая дисфункция (ММД). По разным данным она диагностируется у 2-25% детей. Даже минимальный процент гарантирует в каждом классе наличие сложного ребенка. Симптоматика очень широкая, но вся «играет» против школы. Это и нарушение координации движений, и гиперактивность, и эмоциональная лабильность, небольшие речевые и двигательные нарушения, повышенная отвлекаемость, рассеянность, нарушения поведения. Естественно, это приводит к трудностям в обучении. Причиной возникновения ММД может быть не только патология беременности и родов или заболевания в первые годы жизни, но и, как ни парадоксально, технический прогресс. Грубо говоря, сейчас выхаживают много детей, которые раньше просто не доживали до школьного возраста.

Такие дети часто интеллектуально вполне состоятельны, но высидеть 45 минут урока не в состоянии.

Им трудно контролировать себя в должной степени. Они могут быть слишком импульсивны или, наоборот, слишком медлительны. Их эмоциональные реакции могут выражаться слишком ярко. К концу недели ребенок устал и рыдает. Или дерётся. Но в любом случае дезорганизует работу класса.

То есть сложные дети мешают учиться?

— Конечно, мешают. Сложный ребенок в классе — это часто проблема.

Кроме того, по поводу детей с нарушениями у людей возникает масса негативных фантазий. Родители совершенно серьёзно могут спрашивать, не заразно ли это. Или в качестве ложного аргумента против присутствия такого ребенка в классе высказывают опасение, что другие дети будут над ним издеваться. Как будто их дети прилетели с Луны, и родители не имеют никакого отношения к их воспитанию, не могут объяснить, почему существуют разные дети, поговорить про толерантность и сострадание.

Кадр из к/ф «Учитель на замену»

Есть ведь такое распространённое заблуждение, что дети жестокие…

— Дети прямолинейные. Они ещё не доросли до наших взрослых социальных масок. Мы ведь тоже во 2-3-4-5 классе часто прямо говорили то, что думали. И только позже, иногда годам к тридцати, научились делать правильное социальное лицо, умея промолчать, даже если кажется, что кто-то неправ.

Ребёнок чаще, чем взрослый скажет именно то, что думает. А вот что он думает, во многом зависит от взрослых.

От того, что ему говорят учителя и родители. Педагоги, как и родители, сказать могут самое разное. Одна мама рассказывала историю: она пришла к учителю своего сына и попросила быть с ним повнимательней, потому что ребёнок с особенностями и наблюдается у невролога. И когда в очередной раз у мальчика что-то не получилось и он, заплакав, спрятался под парту, учительница обратилась к классу со словами «Ребята, не обращайте внимания и не приставайте к нему. Он у нас дурачок и у врача лечится».

А должна ли школа воспитывать? В конце концов, её основная задача — учить.

— Хочет того школа или нет, но она является воспитательной институцией. Ребёнок от четырёх до восьми часов в день проводит в школе. И идея, что в этот временной отрезок его можно не воспитывать, а предоставить самому себе, кажется мне совершенно нежизнеспособной. Никакое обучение не проходит без воспитания. Учитель говорит с детьми, учит сидеть, слушать, вести себя определенным образом. Дети же не в застеклённых ящичках сидят, каждый за своей партой. В школе они общаются друг с другом, и необходимо организовывать процесс их взаимодействия.

Кадр из к/ф «Хористы»

Если считать, что педагог должен только дать учебную программу и всё, естественно, сложный ребенок будет помехой.

Если же рассматривать школу как место, которое готовит будущего члена общества, то навык толерантности, общения с сверстником, имеющим трудности, помощь ему, становится основой для развития личности.

При этом я понимаю двойственность отношения к сложному ребенку в классе. С одной стороны, я, как психолог, работающий с семьей, оказываюсь на стороне родителя и ребенка. Ко мне нередко приходят родители, совершенно истощённые от школьного и социального прессинга. Они не понимают, что делать, чувствуют свою беспомощность и считают ситуацию безнадежной. А с другой стороны, учитель, возможно, находится в таком же положении. И если родитель может обратиться к психологу за поддержкой, то того, кто был бы на стороне педагога, часто просто нет.

От учителя постоянно что-то требуют все, кому не лень: Министерство образования, директор, родители. А в классе тридцать человек, и из них трое-четверо-пятеро непростые. Да даже если заводится всего один такой условный Вася, который всех бьёт и не дает заниматься, учитель часто не знает, что делать. То ли с Васей возиться, то ли остальных учить. Но компетенции, терпения, просто времени и сил хватает не всегда. В конце концов, тридцать детей — это просто много. И вот тут педагогу нужна помощь.

Но есть же учителя, способные успешно взаимодействовать и со сложным ребёнком, и с остальным классом.

— Если ситуация не слишком сложная, то учитель часто идет на взаимодействие с родителями. Тогда с учителем удаётся договориться. Так, я работала с мальчиком, который, попав в первый класс, не мог удерживать внимание на занятии больше десяти минут. Потом он отключался, проваливался в какой-то свой мир и до него было не достучаться. Весь класс что-то делает, а он сидит, тихонько играет в игрушки, пока учительница не подойдёт и не рявкнет. Тогда он ещё минут на пять включится, а потом снова вываливается. Причём мальчик был с довольно высоким интеллектом, но только если заниматься не больше 15 минут подряд.

Мне потребовался год, чтобы он стал высиживать хотя бы полчаса.

Я постепенно, очень медленно увеличивала время занятий, создавала зону успешности, чтобы он понял, что школа может быть интересной игрой, а решение задач — это такой вид развлечения.

Во втором классе по просьбе мамы его пересадили на первую парту. В какой-то момент учительница поняла, что мальчик совсем не дурачок, и если ему тихо говорить, что делать, он нормально занимается. А ведь вначале были разговоры, что надо в коррекционку. Но я не знаю, была бы учительница столь же готова к диалогу, если бы в первом классе пришлось бы вести урок, когда этот же ребенок носится по классу и вопит.

Когда разговариваешь с учителями, они часто говорят, что не знают, что делать. Они признают, что бывают гиперактивные дети, дети с отставанием в развитии или особенностями поведения. Да, они в курсе, что существует лечебная педагогика, дефектология, но их этому не учили, а читать на эту тему или самостоятельно заниматься им некогда.

Поэтому я часто слышу «пусть они отдельно учатся в специальных школах» и «надо заниматься нормальными детьми, а не одним Васей».

И тогда Вася в лучшем случае оказывается на последней парте в углу, отгороженный от остального класса. Так, один знакомый «Вася», в буквальном смысле загнанный в угол, от нечего делать научился незаметно от учительницы выползать из класса и болтаться по школе. Как-то взял и совсем ушёл из школы гулять. Его искали с милицией. А что ему делать было? Ему же всеми способами показали, что он «не с нами». Вот он и ушёл.

Кадр из к/ф «Республика ШКИД»

Лена, а что делает школьный психолог? Он задействован каким-то образом в работе со сложными детьми?

— Психолог в школе довольно редко работает индивидуально. Обычно такой возможности у него нет, потому что на одного психолога в школе приходится довольно много детей. Школьный психолог больше занят групповой работой — командообразованием, тестированием, минимальным психологическим обучением.

Кроме того, работа психолога с ребёнком имеет такую особенность: она часто осуществляется по инициативе взрослого.

Ребёнка к психологу приводят и так и говорят: вот, мол, вы его спросите, у него-то проблем нет! А у него действительно их нет. Ну, пошел гулять во время урока и что? Это у взрослых проблемы, а у него — развлечение.

Поэтому основа детской мотивации в психотерапии — контакт с психологом. Представим школьного психолога. Ему же всё про этого Васю рассказали. И Вася знает, что про него тут говорят и думают. Потому что ему тоже всё рассказали и учитель, и директор, и одноклассники.

Психолог для него — очередная школьная тётка. Ребенку трудно с ней раскрыться. Он понимает, что тут небезопасно. Нужна большая работа по установлению контакта, чтобы ребенок всё-таки поверил, что психолог за него, а не за них всех.

Кроме того, часто школьные психологи не получали специального дополнительного образования именно по психологическому консультированию и психотерапии. Часто этому в наших институтах не учат. У нас учат общей психологии, психологии тестирования, диагностики. Как правило, психотерапия это всегда дополнительное, дорогостоящее образование. Среднее время освоения одного из направлений психотерапии — 3-4 года. И мало кто из школьных психологов идёт учиться. Большинство всё-таки ограничивается психологическим факультетом вуза.

Выходит, что учитель остается один на один со сложным ребенком и помощи ему ждать неоткуда?

— Часто это именно так. Поэтому, когда включение в учебный процесс и в коллектив сложного ребенка требует не слишком больших усилий, то учитель справляется. Но если требуются специальные знания, дополнительная помощь ещё одного взрослого, может ничего не получиться. Возможности учителя тоже не безграничны. Так, на психологических занятиях группы, включающей шесть сложных детей, обычно присутствуют трое взрослых. Ситуация, когда один учитель должен организовывать учебный процесс в классе, где тридцать детей — это совсем другая ситуация. В этом и кроются корни призывов «давайте их выгоним».

Кадр из к/ф «Повелитель мух»

Взять хотя бы недавнюю историю с дочкой учительницы Машей, которая всё время находилась в классе. И, судя по интервью с родителями других учеников, не всегда тихо сидела, но ходила по классу, мешала заниматься. Да, она была не из этого класса, но такое могло бы произойти и со сложным учеником из этого класса. И что тогда делать?

Я думаю, что эти вещи требуют разговора. Потому что и у нас без школы ничего не получится, но и школе надо как то с ситуацией справляться.

По разным причинам сложных детей становится всё больше, и всех в коррекционки не запихнёшь.

К тому же такие дети часто дорастают до нормального поведения, и с интеллектом у них бывает всё в порядке, хотя оценки из-за трудностей включения в учебный процесс могут быть не слишком хорошие. И если такие дети будут знать, зачем им школа и учёба, то они будут стараться, постепенно улучшая свои результаты.

А вообще дети знают, зачем им школа?

— На самом деле это непростой вопрос. У родителей, у педагогов, у государства есть ответы. А у ребёнка — далеко не всегда. Дети начальной школы, у которых хорошие отношения в семье, часто учатся для родителей. Если нравится педагог — для педагога. Бывает, что ради статуса в коллективе. Есть дети, которым легко учиться или они увлеклись тем или иным предметом, тогда и сама учеба становится для ребенка ценностью. А если у ребенка нет ни интереса, ни стремления получить похвалу, то ему просто трудно и скучно.

Но школа заполняет собой не только часы, отведённые на занятия.

Знаете, что отвечают на вопрос «Что вы делаете вместе с детьми?» практически поголовно все родители учеников начальной школы? Уроки!

Они делают их ежедневно, до глубокой ночи. Больше ни на что времени не остаётся. И вот представьте, если учеба у ребенка не идет, но он почти круглосуточно занят тем, что ему неинтересно, тяжело и плохо, тем, что у него не получается, тем, где он заведомо неуспешен. И все — родители, учителя, родственники — всё время интересуются именно этой, трудной и неприятной стороной его жизни. В какой-то момент ребенок начинает ненавидеть школу, потому что трудно в такой обстановке возникнуть любви к учебе.

Родители тоже это понимают, но когда я предлагаю провести эксперимент — неделю отводить на уроки два часа, что успели, то сделали, а остальное время занимать чем-то приятным и интересным — то по пальцам пересчитать можно, кто на такое соглашается. Пойти с несделанными уроками вызывает панический ужас скорей у родителей, чем у детей.

Но и без школы ничего не выйдет. Психолог работает, корректирует, двигается по миллиметру. А потом ребенок приходит в школу, на него в сердцах накричит учитель или выгонит на последнюю парту.

И история заканчивается — ребёнок живет с клеймом придурка или хулигана.

«Мало его лупите» — сказала учительница одной из мам. А у неё ребёнок и так всех бьёт. Если его тоже бить, то это только поддержит его способ общения. Как раз на занятиях с психологом шла работа на снятие агрессии, на то чтобы он выстраивал отношения другим способом. Мальчик сам по себе очень умный, но крайне импульсивный: сначала даст в лоб, а потом подумает. Если и дома его начнут бить за проступки, то тут уж никакой психолог на сможет сделать так, чтобы он считал такой способ воздействия неправильным.

Но правда в том, что он действительно бьет детей в школе. И учителя, и родители других учеников не могут относиться к этому спокойно. Поэтому социальное давление на родителя довольно велико, возникает отчаяние, ощущение беспомощности, мама считает себя плохой, не справляющейся с воспитанием ребенка. Приходит к психологу такая мама и плачет. И хотя она сама видит проблемы в поведении своего ребенка, многое делает для их решения, но она не получает никакого признания своих трудов. Каждый раз после посещения школы ей нужна реабилитация. Мы говорим всего лишь о третьекласснике, но мама всерьёз обсуждает колонию для несовершеннолетних как его жизненную перспективу.

Итак, учителя обвиняют родителей в недостаточном воспитании, родители — учителей в отсутствии индивидуального подхода и все вместе — детей в том, что они избалованы и совершенно не умеют себя вести. Маска козла отпущения как горячий пирожок перекидывается друг другу участниками этого замкнутого круга: ребёнком, родителем и педагогом. Но даже если найти «самого виноватого», это никак не изменит ситуацию.

Кадр из к/ф «Игры для детей школьного возраста»

Лена, я знаю, что ты ещё занимаешься консультированием приемных семей. В случае возникновения проблем у приёмного ребенка положение гораздо хуже. Обычного, «родного» отругают, накажут, но из дома не выгонят. Приёмного же могут сдать обратно как вещь.

— Школьные трудности и проблемы социализации часто служат поводом для возврата ребёнка. Школа, образование и социализация очень много значат для родителей. Порой мне кажется, что слишком много.

Но никто не берёт ребенка в семью, чтобы потом вернуть в детский дом. Ребенка хотят растить, воспитывать и сделать из него достойного члена общества. Очень часто одна из основных целей родителей — дать нормальное образование. И когда в школе возникают проблемы, у родителей рушатся смысловые ориентиры, они чувствуют себя в безвыходной ситуации.

А если ещё и из школы несутся проклятия: «зачем вы взяли, если не справляетесь?», то родителю приходится держаться из последних сил. Родители привыкли верить социальному окружению, где школа занимает довольно большое место. Такой родитель приходит и говорит «я его очень люблю, но раз все говорят, что он ужасен, наверное он действительно ужасен и я ничего не смогу сделать». Ещё один привычный текст: «Нас уже отовсюду выгнали. С нами никто не хочет заниматься». Бывает, что родитель приходит уже с привычным отчаянием или агрессией на лице.

Одна из мам, совершенно опустошённая, мне так и сказала «Знаете, я хочу ничего не чувствовать. Давайте сделаем так, чтобы мне всё это говорили, а мне было всё равно».

Часто такой сложный ребенок уже сменил две-три школы, а родители уже не верят, что кто-то прислушаться к их проблемам. С такими родителями на первых встречах я просто разговариваю о ребёнке, не ужасаясь ему. Мама или папа привыкают к тому, что их не выгонят отсюда, что ребёнок — всего лишь ребёнок, а не монстр, лица у них мягчеют, они могут уже обсуждать что-то конструктивно.

К сожалению, школьные проблемы могут стать катализатором ухудшения отношений в семье в целом. И не всегда получается помочь такой семье.

Но приёмные дети далеко не всегда проблемные. У меня есть знакомая семья, в которой несколько приемных детей и все нормально учатся в школе, у них прекрасные взаимоотношения в семье. Здесь и помощь специалиста практически не требуется

В заключение

Это интервью — лишь обозначение существующей проблемы, о которой не принято говорить громко, а в прессу она просачивается в основном в виде скандалов. Но даже сама постановка проблемы, обсуждение причин — уже огромный рывок на пути к её разрешению.

Этим текстом мы хотим начать дискуссию между учителями и психологами. Очень важно, чтобы каждая из сторон сделала шаги навстречу друг другу. А какие именно — и есть главная тема этого диалога.

3 ноября 2015, 13:00

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.

Нашли опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Источник